Публикации
МИЛОРАД ПАВИЧ: СКОРЫЙ ПОЕЗД ВНЕ РАСПИСАНИЯ
«Здесь записаны стихи, которые никто никогда не читал и которые ты должен перевести на всем понятный язык…» Милорад Павич. «Аксеаносилас»
ТЕНЬ ПАВИЧА
В середине лета, когда старость осени еще не докучает молодости весны, а «Зелени венац» источает ароматы спелых дынь, черных слив и сахарных арбузов, так вот, в середине лета 2002 года в Белграде стояла невыносимая жара. Подошвы легкой летней обуви буквально расплавились, едва туфли, ведомые своим нетерпеливым хозяином, ступили на раскаленные плиты Кнез-Михаиловой улицы. Жаре никто не был рад. Даже верный спутник Князя Михаила, его конь, безумно-блуждающими глазами, казалось, пытается высмотреть на площади Республики колоду с водой, чтобы утолить многовековую бронзовую жажду. И только к вечеру, когда солнце остывает, чтобы передать людям свою жгучую страсть, Белград понемногу оживает, а на Скадарлии в «Двух оленях» раздаются первые аккорды чарующей душу балканской темы «Тамо далеко» или не стареющие, как хорошее вино многолетней выдержки, «Подмосковные вечера».
Когда наше путешествие по Сербии уже близилось к завершению, хозяйка дома, в котором мы обрели свое временное пристанище, дочь русской балерины Тамары Полонской - Вера Обрадович, предложила в один из вечеров устроить на прощание «настоящий русский ужин»:
- Мы будем веселиться как «старые» русские, - сказала она. - И обязательно поиграем в фанты!
Это был незабываемый вечер: звучали старинные романсы, красное вино весело искрилось в хрустальных бокалах, а мы настолько увлеклись разговорами о России и Сербии, что совсем позабыли про игру, но счастливый фант нам все же выпал. Вера, узнав о том, что мы ищем встречи с Милорадом Павичем, а в Союзе писателей отпускная пора и никто точной информации о нем нам дать не может, спросила: «Почему вы не сказали раньше? Я его почти каждый день вижу. Он пьет кофе в «Миллениуме». Я даже знаю, за каким столиком он всегда сидит. Завтра же отведу вас туда».
На следующий день, когда большая и маленькая стрелки часов ненадолго встретились на цифре двенадцать, мы вошли в кафе «Миллениум». Сердце учащенно билось… Вот, сейчас, совсем скоро мы его увидим!.. С чего же начать разговор? В голове судорожно проносились сербские приветствия вперемежку с русскими: «Добар дан… Добрый день… то jе дивно… мы так рады встрече…». А почему, собственно по-сербски, если собираешься разговаривать с человеком, который переводит Пушкина? Наш-то современный язык гораздо проще, нежели у Александра Сергеевича…
Но этому свиданию не суждено было состояться: столик Милорада Павича оказался пуст. На белой глянцевой поверхности красовалась кофейная капля. Официант уносит пустую чашечку, на стуле - забытый кем-то (может быть, им?) свежий номер белградской «Политики». Все. За столиком - лишь тень Милорада Павича. Ушел. А может, и не приходил вовсе? Обедает в другом месте? Может быть, завтра? Но на утро поезд с поэтическим названием «Пушкин» через три границы увозил нас из Сербии в Россию.
«Сербия - великая тайна…» - сказала об этой удивительной стране ее великая дочь - Десанка Максимович. Для нас же к великой сербской тайне добавилась еще одна - Милорад Павич.
Я опустил голову на ухо и закрыл глаза...
(На ухо, которое поет).
Две слезы приподняли ставни
И, крадучись, выползли наружу.
Подумал - может это пчелы -
Полетят на бороду собирать мед?
Но эти - были муравьями:
Одна приносила взгляд из сна,
другая - из яви.
Две слезы вместо меня
смотрят с моей щеки в ночь.
У двух бывших взглядов из них -
разная тяжесть.
Один из них - перегружен,
и я во сне склоняюсь как корабль,
который тонет.
Я опрокинусь в самом деле, и пойду ко дну.
Над ухом, которое поет, больше нет никого...
(«Кораблекрушение»)
ВЫВЕРНУТАЯ БИОГРАФИЯ
Неизвестно, родился ли на самом деле Милорад Павич под знаком Весов 15 октября 1929 года в столице Сербии – Белграде, на берегу Дуная, а не двумя веками раньше, или тремя – позже? И все же, нет оснований не верить прессе, а вездесущие хроникеры поговаривают, что его отец всегда мечтал преподавать философию, а мать с детства хотела стать скульптором. Но вышло наоборот: отец Павича был скульптором, а мать преподавала философию в гимназии. Правда ли это, или же недобрый репортерский вымысел? Одно бесспорно: оба были без ума от спорта, особенно увлекаясь лыжами и упражнениями на гимнастических снарядах. Говорят, что в семье Павича (по отцовской линии) в нескольких поколениях уже были писатели. Эмерик Павич еще в 1768 году издал книгу стихотворений в Будиме. Облегчая литературную жизнь своему будущему потомку Милораду, он писал десятистопником – основой народного эпоса. А сам Милорад хотел быть похожим на своего дядю Николу Павича, к середине ХХ века тоже снискавшего известность, благодаря «проклятому писательскому ремеслу». Говорят, что в городе его детства – Панчево у Милорада было четыре бабки, ровно по числу сторон света. И вместе они, сами того не подозревая, выткали на невидимой звездной мантии узор литературной судьбы своего талантливого внука.
Двумя годами позже, здесь, в Панчево в семье русского офицера-эмигранта Василия Яковлевича Василенко-Иваницкого родилась девочка, которую родители назвали просто – Оля. Пройдут годы, Оля вырастет, но ее имя в энциклопедиях знаменитых художников мира будет также писаться без фамилии – просто Оля. Академический художник, скульптор и график, одна из создателей группы «Медиала» Ольга Иваницкая – нередкий гость литературных опусов Милорада Павича. В рассказе «Теразие» мы видим ее, стоящую возле фонарного столба по колено в воде, и увлекаемую в неизвестность стремительно несущимся потоком. Этот водоворот сравним лишь с уже поглотившим однажды и навсегда «первую константинопольскую любовь» Оли – художника Леонида Шейку. Мы спросили у Оли, как она относится к тому, что Павич весьма вольно «распоряжается» ее биографией, а подчас и судьбой?
– Он художник, - ответила «просто Оля» - Ему многое прощается…
И только звезды никому ничего не прощают: «Ни того, что сделал, ни того, что не сделал». Так считает Милорад Павич, и говорит об этом в интервью, опубликованном в феврале 2000 года в сербском журнале «Блиц». Из него читатели могли узнать, что Павич и верит, и не верит в астрологию. По его мнению, все проблемы в стране возникают из-за того, что Сербия находится под влиянием Сатурна – звезды несчастья. Зато он знает наверняка, что спасение Сербии – в «короне Карагеоргиевича», и считает, что во власти должно быть как можно меньше генералов, и как можно больше дипломатов и промышленников. И в этом – убеждения Павича, взлелеянные, видимо, еще четырьмя его панчевскими бабками, которые привили маленькому Милораду прописные истины: что есть – добро, красота, любовь…
Любовь у Павича – сиреневого цвета. Таким было платье одной девочки, первое серьезное чувство к которой принесло и первые душевные страдания.
Молю тебя, Богородица Владычица,
Не обрати очи свои на мою любовь!
И не услыши просьбы ее!
Не упоминай ее в молитвах своих!
Неприметно пролети душой своей
Над тем, что она сотворит.
Ведь то, что сотворит она, моя любовь,
Так ужасно, что и помыслить не смею!
Подумать и осознать - что это?
А если Ты защитишь ее, мою любовь,
узнаешь о ней то, чего я не осмеливаюсь знать.
Если Ты помолишься за нее и грехи ее,
Должен буду узнать о них и я, который Тебе молится!
Молю Тебя, Богородица Владычица,
Не обрати очи свои на мою любовь!
(«Последняя любовь в Константинополе»)
ПОЕЗД В 10.10.
Говорят, что Павич пишет по ночам, лежа в постели, мысленно… И много переводит. Пушкин на сербском – его заслуга. И не только Пушкин. Во времена, когда в нашей стране Булгаков был «под запретом», а за цитирование его романов на лекциях даже именитые профессора могли лишиться кафедры, Павич переводил «зашифрованные» произведения опального Мастера. Многие повести и рассказы Гоголя, Достоевского, Толстого, Пастернака, Ремизова – живут на сербском языке в его переводах.
Павич – писатель-экспериментатор, литературный «человек-оркестр». Его «Хазарский словарь» - это роман-лексикон, «Последняя любовь в Константинополе» - роман-пособие для гадания на картах Таро, «Внутренняя сторона ветра» - роман-водяные часы, «Пейзаж, нарисованный чаем» - роман-кроссворд. По словам переводчика почти всех произведений Павича на русский язык Ларисы Савельевой, его книги «напоминают калейдоскоп, потому что они очень яркие, они состоят из отдельных фрагментов, которые складываются в постоянно меняющуюся картину». Их можно читать с конца, по диагонали, забегать вперед и возвращаться. Это – нелинейное повествование. Как сон или мечта. Главное – успеть заснуть, и не опоздать на поезд, который отходит в 10.10. (Не смотря на точное время, у скорого поезда по имени Милорад Павич нет расписания). А потом успеть проснуться. Вовремя.
… Поезд «Белград-Москва» увозил нас через три границы в Россию. Мы не опоздали к его отправлению от главной станции: он шел строго по расписанию. Когда он миновал железнодорожный мост и оказался по ту сторону Дуная, невольно почувствовалось, как две половинки чего-то единого и целого разделились. И как Западу с Востоком – им не сойтись вместе. «Он был половиной чего-то. Сильной, красивой и даровитой половиной чего-то, что, возможно, было еще сильнее, крупнее и красивее его. Итак, он был волшебной половиной чего-то величественного и непостижимого». О ком это? О Леандре Чихориче из «Внутренней стороны ветра»? О Балканах? О нас с вами? Всё – тайна.
Какое простое и удобное движение!
Нет затрат, нет дыма и колес.
Огромный холм, покрытый лесом,
перенесет на обратную сторону ночи -
колодец, дом и могилу - на своем горбу,
как верблюд, обросший можжевельником...
И все это прибудет на станцию уже поутру.
А я, когда успеваю на тот поезд в 10.10,
то ставлю локоть в ладонь, как в чашку,
на ладонь того локтя кладу голову и жду:
проедет ли рука сквозь ночь на другую сторону.
Если я не успею на тот поезд, - спрашивается:
где переночую?
(«Поезд в 10.10.»)
Станция Нови-Сад. Поезд останавливается здесь ненадолго, как будто готовится к долгой и трудной дороге сквозь ночь и еще не написанные кем-то и потому не приснившиеся никому – сны.
Через десять минут мы отправимся в неизвестное…
Сергей Щеглов
Алексей Чурилов
2002 год.
(Стихи Милорада Павича в переводе с сербского Сергея Щеглова)